Тема судьбы в повести М. Лермонтова «Фаталист»

«...Случай - мощное мгновенное орудие Провидения»
А. С. Пушкин
«Фаталист» в «Герое нашего времени» финален; но весь роман выстроен не хронологически. Почему автор ставит повесть в конец, если событийно она должна быть в середине? - Она ключевая в раскрытии личности Печорина, теме, остро волнующей автора.
А тема эта - поиски смысла жизни, «быть или не быть?», по Шекспиру; и подана в виде вопроса: есть ли в жизни предопределение, судьба, рок? Или мы свободны? Роман не дает готовых оценок; автор, герои, читатель находятся в ситуации выбора. Автор, моделируя коллизию, ходом сюжета подводит нас к возможности личного ответа.

*Действие происходит в казачьей станице, на Кавказе. Автор находит предельно удачный вариант, чтобы показать героя в экстремальной ситуации. Война и карты - то, чем он увлечен. Игра в карты представлена на фоне войны, и война - как «игра» со смертью.

«Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*». Завязался спор относительно мусульманского поверья, которое гласит, что «ход и исход жизни каждого человека извечно предопределены свыше и человек не властен ни в чем его изменить, выполняя в своей жизни лишь божественные предначертания».

Но у нас с судьбой свои отношения: нам ведома свобода воли, но мы предпочитаем верить тому, что позволяет уйти от ответа, возлагая вину на среду, Небо, другого; мы не хотим отвечать за себя.

Значит, Вулич, проверяя идею рока на себе, - фаталист? Но фатализм его питается жаждой поразить товарищей; что вызывает общее недоверие (в т.ч. исследователей, автора; его бесстрашие сомнений не вызывает). Игра со смертью закончилась, на сей раз, счастливо. Но как пишет Г.Мейер, герой бросил вызов року; и той же ночью был зарублен пьяным казаком. Так что «фаталист» оказался банально незадачливым «романтиком».

Кстати, Пушкин в «Выстреле» тоже разоблачает романтический облик Сильвио, но не так сурово, как Лермонтов. Тема тайны, игры случая сближает произведения. Вулич - серб; Сильвио же «казался русским», но носит иностранное имя. Оба решительны, замкнуты, горды. Сильвио ощущает себя орудием, воздаятелем, судией, но, поддавшись жажде мести, теряет лицо, даже смысл жизни; и «реабилитируется», лишь примкнув к повстанцам.

Авторы явно «играют» ситуацией и героями. Лермонтов в судьбе-случае выявляет некую логику. Вулич, отдавшись воле случая, оказывается беспомощен. Печорин, имея свою мнение, вроде, выступает сторонним наблюдателем. Но, будучи рационалистом, скептиком, и он невольно тяготеет к фатуму.

Можно сказать, что Печорин даже более фаталист, чем Вулич; хотя рациональное берет в нем верх, но тайна влечет скучающего героя. Он не в силах уверовать вполне, но и уйти от страстей, стихии «рока» не может. Он являет судьбу многих, став истоком их (и своих) бед.

Автор в ищущем смысл жизни герое отражает свое отношение к судьбе; вера и неверие раздирают душу обоих. Автор, угадав в дуэли с Грушницким, свою смерть, берет удар на себя, а герой, вступая в схватку с судьбой, временно одерживает верх. Ведь он еще нужен, чтобы сгубить Бэлу и разочаровать простеца Максим Максимыча. Но и он, в расцвете сил, настигнут роком на пути из Персии. Автор гибелью героев (и своей) нас предупреждает: опасно искушать судьбу; сам при этом поддавшись ее (т. е. своих страстей) искушению.

Выходит (по Лермонтову), т.н. судьба (вернее, Промысел Бога о нас) вступает с нами в напряженно личные отношения. Это и есть реализм в свете евангельской истины.

Я. С. Ерофеева